3. Яндомозеро и его деревянная жемчужина – церковь во имя святой великомученицы Варвары: Дошли!
Автор: Александр Федорченко
Аннотация серии статей
Забытое наследие – проект, при осуществлении которого проводятся мероприятия мемориального характера с элементами экстремального туризма. Цель – показать корреляционную связь между ростом бездуховности, цинизма, вседозволенности, недопустимо примитивными представлениями о своих исторических корнях, а также национальных, нравственных и религиозных ценностях. Мероприятия проходят в форме экспедиций к разрушающимся или разрушенным историческим объектам, расположенным в труднодоступных местах.
Посмотрите: поле, где ковыль, кажется, не колышется, а дышит, внезапно кончилось… Поляна на плоской скальной гряде, поросшей вековыми мхами. С одной стороны – чащоба, с другой – просветы прозрачно-серого озера, чуть видимого за неплотной стеной рябин и кустарника – в обрамлении скелетов высохших по непонятной причине можжевеловых кустов в два человеческих роста. Они стоят, воздев к бесстрастному свинцовому небу руки, лишь в пальцах которых еще теплится зеленая жизнь, и в этой бессмысленной мольбе столько знакомого, человеческого, горя…
Двадцать пять километров нам предстоит пройти пешком с рюкзаками, по труднопроходимой лесной дороге, после дождя наверняка превратившейся в преддверие дантова ада. Но, чу! Проехать, оказывается, можно, – и аж до самой Варваринской церкви. Об этом нам с хитрецой поведал добрый пейзанин из Типиниц – последней на пути нашего следования деревни в 5-6 домов. Дома в Типиницах столетние (и старше), возведены по-северному добротно, в 2-3 полноценных этажа, некоторые – с балконами. Видно, что предки наши не временщиками жили на этой земле. Бревна в обхват, высокие оконца, резьба, да и размеры домов впечатляют, – здесь жили СЕМЬИ, собираясь за ужином в просторных горницах. Какой же запас прочности был у всего того, что делали наши деды! С тоской смотрю я в окно московской квартиры на другую сторону улицы, где пару дней назад гастарбайтеры закончили косметический ремонт сталинского красавца-дома.
Леса еще не сняли до конца, а штукатурка под осенним дождем уже плывет, осыпается… Страна откатов движется к закату своей истории. Но это – лирическое отступление, а пока я смотрю на обитателя Типиниц и что-то в его облике говорит мне: его я точно уже видел… К сожалению, память избирательна и мы, обрадованные географическим напутствием аборигена, движемся в путь по не такой уж и непроходимой дороге в глубь карельской тайги. Но развернуться на дороге уже нельзя.
Проехав километров 10, убеждаемся, что двигаться вперед невозможно. Назад – тоже. Коммандер принимает решение бросать транспортные средства на подвернувшейся лужайке и дальше двигаться своим ходом. Искренне надеясь, что в глухой тайге машины будут в безопасности, мы экипируемся и в виде верблюдов или владимирских тяжеловозов выступаем. Я со священным ужасом смотрю на Коммандера, который при живом весе килограмм в 70 и возрасте 55, спокойно управляется с 30-килограммовым рюкзаком. Стенсен тоже не давал маху, но конечно не так, как совсем недавно – по высокогорью при собственном весе в 80 кг с 62-килограммовым рюкзаком. И тут я вспоминаю, на кого был похож пейзанин!!!
Рёв двигателей практически оглушает. На практически нехоженую лесную тропу вылетает тройка квадроциклов, на которых восседают дюжие молодцы. Наши спецназовцы профессионально подбираются. В голове бьется: «Нас предали!». Однако это – не поляки Дмитрия Самозванца, не НАТОвский десант и не агенты ЦРУ из анекдота. Это искатели приключений из Петрозаводска гоняют по лесу, распугивая белочек. Они совершенно не удивлены, встретив нас, и любезно поясняют, куда нам путь держать.
Посмотрите: Через три коротких привала и десять километров пути мы выходим из тайги, вздыхающей осенней свежестью, перекликающейся неизведанными звуками, переливающейся фантастическими красками летне-осеннего разнотравья, удивляющей гигантскими ледниковыми валунами, поросшими столетними мхами и нежнейшим ягелем.
Перед нами – бескрайнее небо с вычерченными твердой рукой Всевышнего облаками, ковыльное поле и небесная гладь Яндом-озера. И – поклонный крест.
Предзакатное невысокое солнце дает невиданные мной раньше тени и краски, дополняющие нереальную картину спокойствия, вечности и какого-то неземного удивления. Поневоле подумаешь о мудрости удаляющихся от суетности монахов-схимников и прозорливых старцев, хотя существование последних отрицает мой школьный друг, один из видных деятелей и теоретиков современной РПЦ протоиерей Алексий (Уминский), мотивируя это тем, что в церковной иерархии чина «старец» нет.
Поклонный крест я вижу впервые в жизни и поначалу принимаю его за часовенку. Коммандер разъясняет, что же это такое на самом деле. Откуда он всё это знает, – в очередной раз я диву даюсь и думаю о том, с какой же тщательностью при советской власти готовили кадры спецслужб. Забегая вперед, скажу, что за вечерней трапезой Коммандер, уступая настойчивым просьбам боевых товарищей, читал нам наизусть стихи… Рабиндраната Тагора… на бенгали! А Кобзаря – на чистейшей западеньской мове… О знании иных языков Коммандер, со свойственной ему скромностью, умолчал.
Берег Яндом-озера притягивает, как магнит. Судя по всему, вода довольно холодна, но так и тянет туда бултыхнуться. Рядом с нами – два явно жилых дома, срубленных на совесть лет 150-200 назад, но ныне уже не выдерживающих – нет, не груза лет, – стиля и бессмысленности жизни обитающих в них людей. Вокруг – заросшие молодым леском поля, на которых возделывался хлеб, вспоминается и пейзаж до Типиниц – разрушенные, растащенные по кирпичику фермы и коровники – на прилавках сельпо привычные Кока-Кола, Швепс, водка и хлеб, который бессовестные отечественные капиталисты пекут, очевидно, исключительно из генно-модифицированной сои. Нет ни работы, ни школ, ни клубов. Нет смысла жизни.
Истинное православие России, как и государственность, так и не смогло возродиться с уходом СССР, уступив место торгашеским отношениям «батюшков» с паствой, гонкой новорусских духовников за престижными иномарками, часами стоимостью в десятки тысяч долларов и убранством храмов, которым они кичатся друг перед другом, как братки новыми виллами. «Видел бы ты мою фазенду» – как-то похвастался мне архимандрит (о его имени я умолчу), заместитель Патриарха (название должности, конечно, условное, – я не силен в церковной терминологии, но по аналогии со светскими учреждениями титул правильный), наливая водочки под икорочку в гостях у егорьевского благочинного, чья фазенда тоже поражала воображение, а стол вызывал удивление, хотя – «сиживали за столами, сиживали!» Даже видавший виды отец архимандрит удивился: «Ну и икра! Крокодилья, что ли?».
Конечно, далеко не все служители современной РПЦ таковы. Много среди них и тех, к кому я отношусь с глубочайшим уважением, – подвижников, молитвами которых не погибла еще Русь. Например, к крестившему меня игумену Аристарху, с 1996 года безропотно служащащего Богу на краю географии, – в Биробиджане, затем – еще дальше – в поселке Эльбан Хабаровского края… В декабре 2011 года сотоялось наречение архимандрита Аристарха (Яцурина) во епископа Николаевского, викария Хабаровской епархии.
Разведка, проведенная возле первого дома, показала, что он, хоть и обитаем, но не всегда. В данный момент хозяева отсутствовали, и уже не первый день. Приняли решение разбить бивуак на полянке между домом и озером, у подгнившей, но крепкой пока еще деревянной пристани. Стенсен, удобно расположившись, уже развесил на можжевеловом кусте шерстяные носки и прочую промокшую барахляндию.
Но тут появившийся из второго домика джентльмен сообщил, что поблизости есть местечко и поживописнее. Конечно же, я сразу догадался об истинных, как я думал, причинах проявленной заботы. Сбагрить подальше докучливых туристов, которые, если и не дадут по башке, то упрут что-нибудь, или, глядишь, дом подожгут… А уж нагадить вокруг – так это просто в обязательном порядке, – вот что подвигло этого доброго человека на обстоятельный рассказ, как найти заветное место. Но… Не надо плохо думать о людях, в который раз сказал я себе, увидев…
Посмотрите: поле, где ковыль, кажется, не колышется, а дышит, внезапно кончилось… Поляна на плоской скальной гряде, поросшей вековыми мхами. С одной стороны – чащоба, с другой – просветы прозрачно-серого озера, чуть видимого за неплотной стеной рябин в обрамлении скелетов высохших по непонятной причине можжевеловых кустов в человеческий рост. Они стоят, воздев к бесстрастному свинцовому небу руки, лишь в пальцах которых еще теплится зеленая жизнь, и в этой бессмысленной мольбе столько знакомого, человеческого, горя…
Угрюмо перекатывает Яндом-озеро невысокие волны, разлившись до горизонта и отражая бескрайние небеса. Тростники, негусто сгруппировавшись у немного выдающегося в озеро «носа» скалы, похожего на спину уже не бегемота, а стремительной касатки, склоняются под порывами еще теплого, но отнюдь не летнего ветерка… А на горизонте, над зубчатой стеной деревьев, уже виднеются башни древней Варваринской церкви. Дошли!
Пока ждем Стенсена, проклинающего всё и вся, и пакующего у первой, неудачной, стоянки, сохнущую одежду, мы с Адмиралом успеваем искупаться. Вода мягкая, обволакивающая, дно с одной стороны, – у скалы, уходящей в озеро, – каменистое, но идти можно, с другой – пляжный песок, метров 30 по колено в ласковой, хоть и с небольшой волной, воде. Обустройство лагеря отнимает не так уж и много времени. Темнеет, на небе зажигаются скупые огоньки северных звезд. На наших головах – фонарики. Коммандер недрогнувшей рукой разливает по кружкам огненную воду. Закаменевшие лица гуронов, апачей и могикан как будто высечены из тяжелого гранита Аппалачей… Боже мой! Какие гуроны? Какие Аппалачи? Это просто умопомешательство от свежего воздуха и странного, манящего запаха… Что это? Володя порывается выложить на общий стол (найденные поблизости доски), таинственный и здоровенный кусок чего-то, обернутый серебряной фольгой…
И под одобрительным взглядом Коммандера разворачивает его… О, чудо Великого Маниту!
Посмотрите: На деревянной разделочной доске, притягивая к себе алчные взгляды, лежит истекающая соком и распространяющая окрест запредельные запахи копчения, таежных трав и первоестественности бытия, домашняя буженина. «Сам стрелял, сам готовил», – скромно потупившись и не выпуская изо рта трубку, окутываясь облаками вишневого дыма, как Гитчи Манито на вершине Красных камней, – бурчит Володя. Товарищи! О каких женщинах и их ножках вы будете говорить, пусть даже с канадскими лесорубами, в такой момент?! Какие звания и госнаграды могут привлечь вас в такую минуту?! Обратите ли вы внимание на посулы яхт и карточек на бейсбол, когда на столе (назовем так) перед вами лежит домашняя буженина из натурального, добытого на охоте кабана-сеголетка? Нет! Никаких ножек, кроме кабаньих, умеренно нашпигованных чесночком. Никаких званий, кроме звания голодного человека!
Никаких румпелей, кроме зековского кинжала с наборной ручкой!
Вот она, высокая и единственно стоящая внимания, поэзия и правда настоящего мужчины. Это я вам говорю.
Справка Всемирной Энциклопедии Путешествий
Рабиндрана́т Таго́р (бенг. রবীন্দ্রনাথ ঠাকুর, Робиндронатх Тхакур 1861—1941) — индийский писатель, поэт, композитор, художник, общественный деятель. Его творчество сформировало литературу и музыку Бенгалии. Он стал первым среди неевропейцев, кто был удостоен Нобелевской премии по литературе (1913).
Бенга́льский язык, или бенгали (бенг. বাংলা Bāṇlā) — язык бенгальцев, один из языков индоарийской ветви индоевропейской языковой семьи. Распространён в индийском штате Западная Бенгалия и в Бангладеш, кроме того, носители языка живут в индийских штатах Ассам, Бихар и Орисса.
«Кобза́рь» (в современной украинской орфографии – Кобзар; в орфографии прижизненных изданий Шевченко – Кобзарь) — название сборника поэтических произведений Тараса Шевченко.
Справка подготовлена по материалам Википедии
Продолжение следуетДополнительная информация к циклу статей