Гана, 1962. Валерий Максюта о многих вещах говорит с друзьями Энциклопедии откровенно, без модной сегодня в Европе и во многом непонятной россиянам толерантности
15. Что достаётся европейцу «в нагрузку» к бесплатному сыру
Читать весь цикл статей: Вначале была Африка
Автор этой книги – один из молодых переводчиков «первой волны» – начала 1960-х годов. Этих людей не манила валюта и длинные рубли. Они понятия не имели о «сертификатах», «бонах», «чеках Внешпосылторга»… Им устраивали сцены встревоженные родители, прекрасно помнившие сталинские времена, терзали партийные «выездные комиссии». Но страна потихоньку избавлялась от клаустрофобии, и они просто хотели увидеть мир. Из скромных квартир, общаг и убогих коммуналок разлетелись по свету мальчишки и девчонки, которым едва перевалило за 20. Они попали туда, где на зубах скрипел песок, где воздух обжигал, как горячий пар, где неведомые болезни трясли и ломали даже здоровенных мужиков, где сильны были предубеждения, лицемерие и глупость… Они просто хотели увидеть мир. Мир оказался таким, и они приняли его без нытья и условий. Их хладнокровие гасило истерики, их улыбки примиряли противников, их уловки и хитрости помогали находить выход из безнадёжных тупиков. Странная профессия – переводчик. У каждого переводчика есть Родина, интересы которой он помогает отстаивать, где его помнят и ждут. Но нет у него чужого неба. Его небо – это небо планеты Земля, и работает он для того, чтобы так было для всех. Итак, Валерий Максюта отправляется домой. В Африку.
Всегда доступное лекарство от тоски. Как приятно быть европейцем в Гане, но будь начеку, broni! Первое знакомство с «делегированием ответственности» по-африкански». Приключение на Чёрной Вольте в компании с ганским студентом. Всё обошлось, но почему нет радости от победы?
Негритянки, в общем, очень хорошо относились к белым. Отвечали улыбкой на улыбку, кокетничали. Конечно, нередко они видели в белых источник заработка, но далеко не всегда. Если женщина знает английский и с ней можно пообщаться, пошутить, сделать комплимент – почти гарантия, что она в тебя влюбится. Справедливо подмечено, что женщина любит ушами, и, наверное, европейцы умеют на эти уши вешать больше лапши, чем африканцы. Я считал это ценным наблюдением и намеревался поделиться им с нашими мужиками, чтобы зря не волновали местных девочек.
А все-таки хорошо было иметь такую возможность: когда тебе тоскливо и тошно, выйдешь на улицу и улыбнешься первой попавшейся красотке (а ее долго ждать не приходилось!). Она обязательно ответит тебе открытой улыбкой и поплывет дальше танцевальным шагом, стрельнув на траверзе глазами. Можно обернуться и продлить удовольствие, и вполне вероятно, что и она обернется, чтоб посмотреть, не обернулся ли ты, и вы снова обменяетесь улыбками, и ты забудешь о хандре и тоске. Было приятно и лестно заполучить от негров уважение «бесплатно», только за цвет кожи. Но всем известно, где водится бесплатный сыр, и пока мне не удалось найти правильный баланс в отношениях между нкуронфо и аброфо, пришлось пережить несколько ситуаций, описывать и даже вспоминать которые мне не очень приятно. В самые первые дни моей жизни в Буи, когда мы занимались распаковкой прибывшего оборудования, спустили на воду наши плавсредства, в том числе несколько дюралевых лодок «казанок». Сторожа в ущелье отнеслись к лодкам с большим интересом и постарались оборудовать их в соответствии с местными условиями. Так, они попросили Теда сварить для каждой что-то среднее между метательной абордажной кошкой и якорем. Это был шток из арматурного прутка сантиметров 40 длиной с кольцом на одном конце и четырьмя загнутыми лапами на другом. Он мог использоваться и как якорь, хотя и был легковат, и как средство зацепиться за берег, ветки, топляк и тому подобное.
Река влекла меня к себе безумно, особенно в тех местах, где лес с берегов не был убран. До таких мест легче всего было добраться, просто сплавившись от ущелья вниз на несколько сотен метров. Однажды в выходной я и один студент из Кумаси (к нам должна была приехать на практику целая группа студентов, – он оказался первым) отправились на реку порыбачить. Я взял удочку-донку, и мы поехали к реке. Я планировал посадить его на весла, а самому половить “на дорожку”, или ловить, стоя на якоре. Тут выяснилось, что парень не умеет грести по-европейски, – спиной к носу лодки.
Пришлось сесть за весла самому и отказаться от ловли “на дорожку”. Мы направились вниз по течению и довольно скоро подошли к месту, где река разделялась на два протока. Правый был широким и практически не отличался от остальной реки, зато левый был узким, темным и глубоким, с нависшими над ним ветвями деревьев и кое-где торчащими из-под воды топляками.
Даже русскому ёжику было бы понятно, что самая Большая Вкусная Рыба живет именно там. Мы стали на якорь у входа в проток и начали ловить. Вода медленно и мощно втекала в проток, как в воронку. Не клевало. Я подумал, что Большая Вкусная Рыба распугала тут всю мелюзгу, а сама живет где-то там, дальше. Мы подняли якорь и переместились по протоку метров на двадцать. Опять клева не было. Снова переместились по течению – тот же результат, и так много раз. Большая Вкусная Рыба нас явно игнорировала. Берегов протока не было видно из-за каких-то нетолстых деревьев, вроде мангровых, которые росли прямо из воды. Вскоре я отметил, что ширина протока сузилась: деревья подступили так близко, что стало трудно грести, а течение усилилось примерно до полутора метров в секунду. Ловля становилась бессмысленной: течение выталкивало тяжелый свинцовый груз и крючки на поверхность. Кроме того, мое внимание привлекал какой-то гул.
Он не походил на шум ветра и стабильно усиливался по мере нашего продвижения вниз по протоку.
– Что это за шум? – спросил я.
– Водопад, – беспечно ответил студент.
И тут я допустил грубейшую ошибку: от неожиданности я испугался, но это естественно. Ошибка была в том, что дал негру увидеть этот испуг.
– Где? – глупо спросил я, еще не веря своим ушам.
– Там, – ответил студент, вцепившись пальцами в борта и не отрывая от моего лица выпученных глаз.
– Что же ты раньше не сказал, сволочь! – последнее слово было на русском.
Студент молчал и только переводил глаза с моего лица туда, куда неслась черная глубокая вода, и обратно. С испугом я справился очень быстро. В конце концов, немедленная опасность нам не угрожала. В худшем случае мы могли бы повиснуть на этих деревцах, похожих на мангры, и висеть, пока нас не хватятся и не найдут, если, конечно, нас раньше не сожрут тысяченожки, пауки и другие насекомые, обитавшие на ветках. Но до необходимости такой позорной капитуляции было еще далеко. Надо было самостоятельно бороться за спасение собственной шкуры, и этой глупой черной шкуры тоже.
Прежде всего я развернул лодку против течения и начал грести. Но течение было таким сильным, что для хоть какого-то продвижения требовалась просто бешеная работа веслами. К тому же, весла часто ударялись о стволы, и я опасался их сломать при таком темпе. Теперь я больше всего боялся ввергнуть негра в еще большую панику: неизвестно, что он тогда выкинет. А он сидел на корме, на веревке от якоря, и смотрел на меня.
Я уже примерно понимал, как нам выбраться из этой ловушки, но один бы я не справился, нужна была его помощь. Я сказал, чтобы он отвязал веревку и перешел с якорем на нос. Чтобы сохранить силы и не выглядеть паникующим, я зацепился веслом за рогульку на дереве и спокойным голосом сказал, что сейчас передохнем и обдумаем, как нам проще сменить место, если здесь не клюет. Похоже, шуточка дошла до студента, но когда он отвязывал веревку, руки его сильно дрожали и он путался в петлях. Я подбадривал его, не торопил.
Когда он перешел на нос и закрепил там веревку, я рассказал, что мы будем делать. Он будет кидать якорь вперед, стараясь зацепиться за топляки, развилки деревьев и тому подобное, а потом подтягиваться на веревке. Там, где это невозможно, я буду бешено грести, чтобы приблизиться к месту, где можно зацепиться, а потом – снова его бросок, и так далее. Я напомнил ему, что нам важно выбраться из узкости с сильным течением, а там дело пойдет легче.Так мы и сделали. Работать веслами пришлось очень много. Несколько раз приходилось бросать якорь просто вперед в попытке зацепиться за дно.
Я весь сжимался от волнения, а вдруг он там намертво засядет! Не засел. Наоборот, один раз соскользнул с каменистого дна, и мы потеряли метров 25. Но цепляться якорем за дно было непродуктивно: глубина была большая, а бросить его далеко вперед даже физически сильный негр был не в состоянии. Хорошо, что это был скорее абордажный крюк, чем якорь! Хорошо, что вокруг нас и над головой было полно крепких стволов и ветвей! Когда мы часа через полтора добрались до стоянки лодок, я обратил внимание на свои руки. Казалось, сухожилия на них были наполовину выдернуты. Ладони покрывала липкая жидкость из раздавленных волдырей. Пальцы дрожали, их невозможно было сжать в кулак. И хотя мы вырвались из ловушки, победили, радость как-то не ощущалась, ее перекрывало тяжелое чувство нелепости и неправдоподобности происшедшего. Этот верзила-негр, связавшись с белым, полностью отключил чувство опасности и ответственности. Белый все знает, белый все умеет, белый защитит и за все ответит. Большая честь и большое доверие, но неплохо было бы предупредить белого о таком «делегировании» ответственности по-африкански!
Продолжение следует