Как купить машину за 100 фунтов стерлингов? Валерий Максюта раскрывает шокирующий секрет: это можно было сделать в 1962-м году в Гане. И машина, конечно, была не очень новая
31. Моя первая машина Читать весь цикл статей: Вначале была Африка
Аннотация серии статей
Автор этой книги – один из молодых переводчиков «первой волны» – начала 1960-х годов. Этих людей не манила валюта и длинные рубли. Они понятия не имели о «сертификатах», «бонах», «чеках Внешпосылторга»… Им устраивали сцены встревоженные родители, прекрасно помнившие сталинские времена, терзали партийные «выездные комиссии». Но страна потихоньку избавлялась от клаустрофобии, и они просто хотели увидеть мир. Из скромных квартир, общаг и убогих коммуналок разлетелись по свету мальчишки и девчонки, которым едва перевалило за 20. Они попали туда, где на зубах скрипел песок, где воздух обжигал, как горячий пар, где неведомые болезни трясли и ломали даже здоровенных мужиков, где сильны были предубеждения, лицемерие и глупость… Они просто хотели увидеть мир. Мир оказался таким, и они приняли его без нытья и условий. Их хладнокровие гасило истерики, их улыбки примиряли противников, их уловки и хитрости помогали находить выход из безнадёжных тупиков. Странная профессия – переводчик. У каждого переводчика есть Родина, интересы которой он помогает отстаивать, где его помнят и ждут. Но нет у него чужого неба. Его небо – это небо планеты Земля, и работает он для того, чтобы так было для всех. Итак, Валерий Максюта отправляется домой. В Африку.
Предварительная проверка машины. Бескорыстная радость начальника и безжалостные оценки Теда. Тетифо удачно торгуется от нашего имени. Ночная дорога домой и проявления независимого характера машины. Для меня начинается новая эпоха – эпоха автовладения.
Сидорову и Грызунову к этому времени, похоже, уже удалось сфокусироваться на окружающей действительности. Они остановили нас и галантно намекнули, что если бы я был хорошим парнем, то показал бы их шоферу, где тут приличный бар. Я очень сомневался, что это именно то, что им сейчас было нужно, но момент для споров был неподходящим, и я объяснил. Бар располагался на противоположной стороне квартала, вокруг которого мы, в основном, ездили. Они сели в «импалу» и сразу отбыли, а мы продолжали колесить по городу. Когда проезжали около бара, Сидоров и Грызунов что-то радостно нам кричали и махали бутылкой джина.
Тед нашел массу недостатков во всем – от двигателя до рулевого управления и сайлент-блоков. Но мне очень хотелось иметь машину, и я спрашивал:
– Это излечимо?
Тед пожимал плечами:
– Да.
Вернулись на площадь и начали торговаться. Дело шло туго: 250 фунтов и всё тут. Покупателем представлялся Джозеф. Если бы владелец знал, что покупатель – европеец, можно было бы не торговаться – бесполезно. Мы начали давить владельца сведениями о недостатках машины. Он понял, что имеет дело со специалистами, сбавил до 150 и уперся. Собралась толпа, которая с интересом наблюдала за торгом. Джозеф еще раньше высказывал мнение, что цену можно будет сбить до 100, и теперь, видимо, считал делом чести добиться такого результата. Но все было напрасно. И тут Джозеф вдруг отозвал владельца в сторону и что-то тихонько пошептал ему на ухо. Владелец помрачнел и задумался, потом кивнул, и они вместе вернулись к нам.
– Сто фунтов, – торжественно сказал Джозеф.
Передача денег и документов состоялась тут же. Толпа начала расходиться.
– Что ты ему там шепнул? – спросил я.
– Я сказал, что если он будет упрямиться, я расскажу всей этой толпе, какие опасные недостатки есть у машины. И тогда ее не только никто не купит, но и ездить на ней откажутся.
Я стал обладателем первой в моей жизни машины и был счастлив. Сел за руль, усадил Теда и Джозефа и решил поехать к бару, чтобы сказать нашим, что мы едем обратно. Уже вечерело, до захода солнца оставалось примерно с полчаса. Я подъехал к бару. Он находился на втором этаже. Сидоров и Грызунов так за меня радовались, что я испугался, как бы они не упали через перила. Звали нас отметить покупку, но мы отказались. Тед высказал настоятельное пожелание самому вести автомобиль: машина новая, незнакомая, я еще к ней не привык, неизвестно, что она может выкинуть и хватит ли у меня опыта и сообразительности, чтобы адекватно отреагировать. Я понимал, что рискую не только собой, но и моими товарищами, и, скрепя сердце, согласился. Пока мы ездили по городу, Тед отмечал легкость и приёмистость машины, но за городом, когда дорога стала нырять с холма на холм, обнаружилась одна неприятная особенность. На подъемах вдруг резко падала мощность, и мы едва дотягивали до конца, а в какой-то момент спуска, наоборот, в нее будто бес вселялся.
Машина рвалась вперед, преодолевая сопротивление тормозов. Теду пришлось долго улавливать эту закономерность, пока он не научился использовать инерцию для ее преодоления. С наступлением сумерек выявилась еще одна проблема: независимое поведение системы освещения. Фары гасли на несколько секунд не обязательно на ухабах, подъемах или спусках, а когда сами считали нужным. Пока еще можно было что-то разглядеть, мы ощупывали проводку, проверяли соединения, разъемы…, но тщетно.
Фары продолжали гнуть свою независимую линию и доставлять нам острые, незабываемые моменты. Представьте наши ощущения, когда на спуске машина решает рвануть вперед, а фары в этот момент принимают решение передохнуть и полностью отключиться! Вот где я действительно оценил искусство Теда как водителя и его железобетонное спокойствие. Наконец дорога пошла по равнине. Таинственные скачки мощности полностью прекратились, а проявления независимости фар стали менее опасными.
Мы спокойно ехали, почти отдыхая после холмов, когда нас обогнала, как стоящих, наша «импала», обдав пылью и бессвязным пением. Когда приехали в Буи, еще издали увидели, что у моего дома собралась настоящая толпа. Пришлось даже пару раз бибикнуть, чтобы народ расступился. Оказалось, что это Сидоров и Грызунов, которые приехали раньше, сообщили на «пятачках» – мужском и женском – о нашем прибытии на купленной машине. Сидорова и Грызунова уже унесли, а толпа потянулась встречать нас.
Я быстро принял поздравления и ушел спать, так как был вымотан после дороги, но было еще не поздно, толпа продолжала митинговать за моей дверью, ощупывать машину и сигналить. Разошлись поздно, так как следующий день был выходным, уж не помню, в честь чего – переезда пророка Магомета из Медины в Мекку или создания правящей партии НПК. Но рано утром меня разбудил Тед и потащил на реку мыть машину. Я сел за руль. Подо мною урчало мое железное существо. Ощущение было непередаваемым. Тед обращал мое внимание на различные особенности его поведения, которые я сам не заметил бы – ну едет себе и едет, останавливается, когда нужно, и отлично… Но Тед хладнокровно и безжалостно составлял устный список того, что надо сделать. Пока Тед был рядом, я всего этого совершенно не боялся, а наоборот, с интересом воспринял необходимость перебрать одно, заменить другое… Приступить к ремонту решили безотлагательно.
Когда вернулись со створа, мне почему-то пришлось дважды объехать вокруг дома, прежде чем удалось остановиться. Мы притащили ящики из-под оборудования и подняли на них машину, сняв колеса, чтобы разгрузить ходовую часть. Это зрелище – машина без колес на ящиках – на многие месяцы стала характерной чертой Буи. Само место оказалось притягательным для мужской половины экспедиции, составив серьезную конкуренцию мужскому «пятачку». Я в полуголом состоянии обычно лежал под машиной или возился под ее капотом, а вокруг стояли или сидели на крылечке мои чистенько одетые товарищи.
Машина и я стали темой для острот, хохм, философских обобщений. Из наших сразу выделилась группа знающих людей, с интересом относившихся к происходившему, иногда дававших неплохие советы и даже помогавших. Прежде всего, это были Тед, топограф Слава Дьяконов и Боблет (Бобылев) – буровик. Тед заряжал их своей целеустремленностью, обширными знаниями и готовностью преодолеть любые препятствия. Но если бы кто-нибудь из нас обладал даром предвидения, я бы ни за что не ввязался в этот ремонт, а ездил бы с вибрирующим рулем, изумлялся бы напряженной внутренней жизни машины, проявлявшейся то в бешеной энергии, то в упадке сил, останавливался бы и два и три раза вместо одного, если бы понадобилось… На многих частных машинах Ганы были надписи, например «Вся жизнь – война», «Весь мир – из яйца», «Король любезности», «Бойся женщин!», «Умереть некогда!» и т.д. На моей было спереди: «О, Боже!», сзади: «Still life», что можно было бы перевести и как «неподвижная жизнь», и как «натюрморт» (но при чем здесь это?). Покупка машины состоялась где-то в начале периода харматтана. Сильная жара превращала работу с разогретым металлом просто в ад. Поэтому я уделял машине времени не так много, как было нужно. Моя жизнь в основном вращалась вокруг алмазов, которые должны были ждать меня где-то среди болот Сьерра Леоне. А время шло.
На дальних горизонтах стали появляться тучи. По ночам были видны зарницы. Кончался сезон харматтана. Приближался сезон «малых дождей» и ураганов. Начало выходить из строя наше оборудование, особенно автомашины. Тед выбивался из сил, стараясь найти выход из положения, но оборудование, даже в экспортном варианте, было попросту плохим. Признать это ни за что не желало наше начальство, считая ситуацию делом политическим: подрывом авторитета нашей страны. Все удары приходились на Теда Бжезинского: наши начальники его просто подставили.
Тед хладнокровно сражался за честь наших производителей: сочинял какие-то присадки к топливу и смазкам, что-то просверливал, что-то напылял, притирал… Вдруг вспомнили, что он должен был ехать в отпуск в Союз, и как-то все перестали возражать. Тед намеревался в Союзе проконсультироваться с очень знающими людьми. Наконец, он с семьёй уехал. Пообещал привезти мне карту. Уехал, наверное, с огромным облегчением, оставив после себя оживленную и работающую технику.
Все, кто на ней работал, были ему благодарны: работы не были сорваны, дополнительные расходы легко вписывались в обычные эксплуатационные издержки. Но оставались еще люди, блюдущие государственные, нам не понятные интересы, и едва ли Тед мог ждать от них благодарности. Всегда нужен козёл отпущения. После отъезда Теда у меня осталась разобранная машина, полная комната деталей и надежда.
Продолжение следует