Нина Коржавина отправляет Энциклопедию сразу в два путешествия – во времени (в послевоенный Ленинград) и в кулинарное (С ложкой по миру)
Я, Очкарик и Шамиль
Мы с Вовкой не жаловались родителям никогда, вероятно потому, что знали — наши матери не будут выявлять обидчиков, слишком часто мы дрались… За взрывной характер и постоянное желание врезать кому-нибудь у Вовки даже кличка появилась: Вовка-драчун. Позднее его стали звать Очкариком за круглые, прилепившиеся к лицу кругленькие очки на резинке. У нас у всех были прозвища… Шамиля звали Аникей… вероятно, из-за фамилии Аникеев… У меня клички не было, но и по имени Нина меня никогда не называли… я всегда была Нинкой.
Мне повезло. Из роддома меня принесли в отдельную квартиру на Лиговке. После блокадных лет, от первого до последнего дня проведенных в Ленинграде и отцом и мамой, многолетних мытарств по общежитиям и казенным углам, это был царский подарок — родители получили квартиру. Лиговка слыла самым криминальным районом города, но после пережитого в блокаду это были страхи второго порядка. Квартира была уникальной – на чердаке трехэтажного дома, под крышей. Там, где с трудом можно было уместиться в полный рост, была сделана загородка из необструганных досок (стены)… «Каморка папы Карло» была обита картоном,
а внутри для красоты и уюта оклеена обоями. Зимой в квартире было холодно, как на улице… летом, под нагретой железной крышей… ну понимаете…
Загон был поделен такими же папирусными перегородками на 4 равные части — 2 комнаты, кухню и прихожую, а в самом центре установлена круглая печка, обогревающая все помещения сразу. Все чердачные ниши тоже принадлежали нам… там, в темноте, свистел ветер и бегали огромные крысы…На кухне, правда, громоздилась огромная чугунная плита, но ее никогда не топили… зато на ней хорошо умещались керосинка, 12-литровый бак для кипячения белья, а впоследствии — еще и огромная алюминиевая ванночка для купания меня.
Это была странная, но все-таки отдельная квартира — и по тем временам большая редкость. Дрова и бочка с керосином хранились на улице в кирпичном ангаре, который, вероятно, в давние времена был конюшней. Ангар был разделен на отдельные отсеки — для хранения топлива жильцами дома — печное отопление было во всех квартирах. Те, кому не хватило места в сарае, огнеопасный комплект «дрова-керосин» хранили в подвалах под домом, при полном отсутствии электричества там.. Как это все не рвануло в одночасье — остается только благодарить Бога.
Непроходной, изолированный двор в 12 часов ночи закрывался чугунными узорчатыми воротами и позже попасть домой можно было, только разбудив недовольного дворника. Жили мы бедно. Отец, военный, постоянно был в отъезде, а потом и вовсе был направлен на Новую Землю. Он сопровождал оборудование для испытания водородной бомбы. Иногда с оказией, раз в полгода, нам привозили оттуда подарок — жирного гуся c кольцом на лапе. На алюминиевом кольце было выбито “Museum Nat. Hist. Leiden-НOLLAND” и номер. “Museum Nat. Hist. Leiden-НOLLAND” нужно было известить о местах, где мигрирует гусь, но никто, конечно, ничего туда не сообщал — объект был секретным. Мы тогда не думали об опасности присланной еды… Это был праздник на несколько месяцев для нас и всех соседей… Я отца практически не видела в детские годы, но он запомнился мне красавцем в морской офицерской форме — белые брюки, белый китель, погоны…
В его отсутствие мать шила ватники и продавала их на Кузнечном рынке. Там же покупала еду — на рынке было дешевле. Мама ладила со всеми жильцами в доме, но особенно подружилась с еврейкой Беллой и татаркой Раей. Белка — миниатюрная, худющая женщина была слегка глуховатой. Посему в коридоре их квартиры на 1 этаже вместо звонка висела электрическая лампочка, оповещающая о приходе гостя. Белла очень любила своего мужа — громадного, неприветливого, черного, всегда заросшего мужика, похожего на Карабаса-Барабаса и очень гордилась таким видным супругом…
И страшно его боялась. Карабас работал сапожником на углу Лиговки и Разъезжей. Приходя с работы, где его всегда ждала еда и чистота, начинал орать и распускать руки… Он явно был деспотом, потому что Белка часто забегала к маме поплакать и пожаловаться на свою трудную жизнь… Она не вылезала из абортов, всегда нелегальных и криминальных, частенько по утрам почти ползком добиралась до нашего скворечника на крыше и отлеживалась у матери на диване. Однажды, когда в очередной раз даже знахари отказались совершать свое черное дело, Белле пришлось оставить ребенка (старшему сыну Арону было уже лет 16–18) и они дружно, мать и Белка, с разницей в неделю, в августе 45 года родили… Долгожданную меня и нежданного Вовку… Спустя несколько месяцев и Рая родила своего первенца Шамиля. Вовка родился слабым, горластым, вопил и требовал молоко, которого у Беллы не было. Зато его было вдоволь у мамы, и, покормив меня, мать неслась на 1 этаж кормить Вовку. Так до года и вскармливала обоих детей… Стало быть, Вовка — мой «молочный» брат… Белла прекрасно готовила, и они с матерью так и ходили ежедневно вверх-вниз с кастрюлями, банками и тарелками, угощая друг друга… Иногда с рынка мама приносила для Белки рыбу — и тогда нам доставалось по куску знаменитого еврейского кушанья — рыбы фиш… Но такие праздники были редки.
Во дворе жильцы знали друг о друге все и можно было попросить любого присмотреть за ребенком, чтобы отлучиться по свом делам. Но чаще всего обращались к тете Люсе. Тетя Люся — бездетная старушка, была добродушной и не утруждала себя особой слежкой за ребятней. Зато она подкармливала нас едой, всегда одинаковой, но незабываемо вкусной. Каждому выдавался кусок булки, намазанной маслом и посыпанной сахарным песком. Или компот, в котором можно было выловить груши, яблоки, и чернослив, и изюм… Какое это было лакомство!!! Иногда угощение было еще изысканней — квадратный ломоть ржаного черного хлеба и выложенные на нем кругляки нарезанного соленого огурца, политого сверху сметаной… Помню вкус и аромат этого бутерброда до сих пор… Где-то в пяти-шестилетнем возрасте мама отдала меня в детский сад. Устроить в садик ребенка было трудно даже в те времена, не обошлось без блата. Но все во мне бунтовало против этой стерильной, не «моей» жизни… И я сопротивлялась… Не спала днем, ненавидела теплое молоко с отвратительной пенкой, выплевывала рвотный рыбий жир, но больше всего не любила манную кашу с кубиком масла…
Я ее не ела никогда и частенько оставалась за столом, когда дети уже вовсю играли после еды… «Сиди, пока не съешь!»… воспитатели были принципиальные. Не добившись результата, как-то заперли меня в кабинете директрисы… Мол, пусть сама разбирается… Начальница с большим опытом воспитания детей попыталась накормить меня насильно, за что я прокусила ей палец, довольно прилично… Вечером маме было предложено меня из садика забрать… совсем забрать… На этом мое недельное дошкольное общественное воспитание было завершено.
В основном мы играли в замкнутом пространстве двора, на чердаках, в подвалах, крышах сараев… на улицу нам категорически запрещено было выходить… И только раз повезло вырваться за пределы, на шумную и заполненную транспортом Лиговку. Это был март 1953 года… Мы чувствовали, что что-то происходит у взрослых, они собирались кучками, разговаривали тихо, расстроенно. Упоминали Сталина… Я тоже слышала это имя — в школе мы пели про «Москву — Пекин… Сталин и Мао слушают нас…» Неожиданно на улице все загудело… машины, сирены. Мы выбежали за ворота двора… Все автомобили, автобусы стояли и гудели… И Лиговка, страшная Лиговка оказалась пустой и обездвиженной… Я схватила Вовку за руку, и мы рванули перебегать широкую улицу… потом назад… Потом опять- до хлебозавода на противоположной стороне и обратно… Как мы были счастливы… Перебежать эту большую загруженную машинами улицу было просто подвигом для нас и большой удачей…
Если мы с Вовкой были во многом похожи по темпераменту (шило в попе), то Шамиль был из другого теста… Мы с Вовкой — как два моторчика, достаточно было искры, чтобы завести обоих на любую авантюру… Шамиль всегда нас поддерживал, также загорался любой нашей бредовой идеей, но в последнюю минуту — когда нужно было забраться в темный подвал или прыгнуть с крыши сарая — он отступал… И очень терзался от этого… Страх, боязнь наказания родителей, либо другие причины воспитания всегда останавливали его совершить безумный поступок… Шамиль был тихим и неконфликтным, за что ему чаще других доставалось от детей.
По любому поводу он громко рыдал и бежал жаловаться бабушке… Его плаксивый вопль «Аби! Аби!!» навсегда засел в памяти… Бабка грозила обидчикам из форточки маленьким костлявым кулачком, а дети со смехом разбегались врассыпную… Лишь однажды нам удалось совратить Шамиля на «неположенный» поступок, за что все потом поплатились сполна. Решив как-то исследовать очередной лиговский подвал, забрались в какое-то «уютное» местечко и в темноте стали рассказывать страшные истории… когда сами же испугались собственных рассказов, зажгли свечку… и забыли о времени. Родители нас долго разыскивали и обратились к участковому милиционеру за подмогой… он и обнаружил нас в подвале с догорающей свечой на бочке с керосином! Попало всем — сначала родителям, а уж как потом нам…!
Мы с Вовкой не жаловались родителям никогда, Вероятно потому, что знали — наши матери не будут выявлять обидчиков, слишком часто мы дрались… За взрывной характер и постоянное желание врезать кому-нибудь у Вовки даже кличка появилась: Вовка-драчун. Позднее его стали звать Очкариком за круглые, прилепившиеся к лицу кругленькие очки на резинке. У нас у всех были прозвища… Шамиля звали Аникей… вероятно, из-за фамилии Аникеев… У меня клички не было, но и по имени Нина меня никогда не называли… я всегда была Нинкой. Не для кого во дворе не было секретом, что Шамиль относился ко мне с особой симпатией.
Однажды в закутке у помойки он вынул из кармана красную железную коробочку с надписью «Монпансье» и протянул мне. «Тебе… подарок…» В коробочке лежало очень красивое кольцо. Я испугалась и побежала показать подарок маме. Мать опустилась на стул, увидев кольцо. Оно все было усыпано бриллиантами… настоящими. Схватив подарок, мама понеслась к Рае… В общем, Шамилю досталось… Зато мы с мамой были приглашены в гости на благодарственный обед… Там впервые я попробовала татарский суп с клецками… Мать записала рецепт, и мы часто потом варили понравившийся супец… Уязвленный Шамиль вскоре сказал мне, что, мол, ерунда, подарю тебе другое кольцо, у нас их там полно валяется… Но, видно, не судьба…)))) Я прожила на Лиговке десять счастливых лет. «Что пройдет, то будет мило»…
Потом мы переехали жить на Васильевский остров в настоящую квартиру. Но это уже другая история… Никогда никого из «той» жизни я больше не видела. Живы ли?
– Салют, Шамиль! Все бриллианты мамашины разбазарил?
– Как дела, Очкарик! Такой же забияка? Растолстел? Облысел? Моторчик не подводит?
– Привет вам из детства от Нинки из 15 квартиры!
Кулинарные рецепты — в память о прошедшем детстве, о моих друзьях-мальчишках…
Фаршированную рыбу я готовила дважды… и вроде не ругали… Зато пробовала много раз рыбу фиш, приготовленную кулинарками-еврейками. Удивительно, но это было всегда по-разному — с добавлением свеклы и без нее, кусочками или рыба целиком, в желе, как студень, но всегда это было вкусно и необычно. Видно, все-таки национальные особенности, впитанные от мам и бабушек, очень важны. Недостаточно одного рецепта… Это, знаете, как с пловом… сколько не колдуй с рисом и мясом — все равно настоящий ПЛОВ получится только у узбека! Я как-нибудь осмелюсь опубликовать рецепт рыбы… для меня он оказался сложным.
Суп с клецками — это попроще. По-татарски он называется «чумар». Я до сих пор была совершенно уверена, что это татарское блюдо… Оказывается — вполне европейское… распространено у немцев, чехов, белорусов… и что совсем меня удивило — знаменитые на весь мир чешские кнедлики — это тоже те же клецки… Впрочем, это естественно… у многих народов клецки — еда для бедных. По сути вода (бульон) и мука. Бульон может быть любым — мясным, куриным, овощным… а в тесто можно добавить яйцо, сыр, манную крупу, картошку… вот и все отличия.
Усложню, насколько возможно, рецепт… Итак, — чумар, — куриный суп с клецками.
Клецки сначала утонут, опустятся на дно, но потом всплывут и, поварив минут 5–10, можно считать, что суп готов. Как и все прозрачные бульоны, наш суп требует добавления зелени… 60 лет назад нам с мамой это показалось ресторанной едой…